4 февраля, за месяц до президентских выборов, российская оппозиция проведет первую в новом году крупную акцию – на этот раз в форме шествия.
Спонсировать ее вновь предложено самим участникам: организационный комитет предлагает перечислять деньги на счет, за которым закрепилось название «кошелек Романовой».
Ольга Романова, известный российский журналист, уже второй раз берет на себя обязанности по сбору средств, и отчитывается перед публикой за их расходование. О том, сколько пожертвований приходит на новую акцию, чего ждать от шествия и о чем оппозиции следовало бы разговаривать с премьер-министром Владимиром Путиным, Романова рассказала в интервью «Балтийскому обозрению».
Ольга Романова – российский журналист и общественный деятель, автор колонок в ряде печатных и интернет-СМИ. Работала на радио и телевидении и дважды получала престижную премию ТЭФИ – как автор лучшей информационной телепрограммы и лучшая телеведущая. Однако в 2005 году Романова была отстранена от эфира телеканала РЕН-ТВ – по словам руководства, из-за понижения рейтингов; по мнению журналистки – за то, что она публично говорила о цензуре на канале.
В 2008 году, когда суд приговорил к тюремному сроку ее мужа, бизнесмена Алексея Козлова за якобы совершенные им экономические преступления, Ольга Романова начала кампанию за его освобождение, утверждая, что дело заказное. В прошлом году она создала движение «Русь сидящая», привлекая внимание к вынесению неправосудных приговоров.
Ольга Романова приняла активное участие в организации многотысячных митингов оппозиции после выборов в Государственную Думу в декабре. Экономический обозреватель в недавнем прошлом, Романова в шутку называет себя «министром финансов митингов»: она уже второй раз отвечает за сбор денег на проведение акции.
– Суммы, которые поступают к вам на счет, обычно крупные или небольшие?
– Они не могут быть крупными. По правилам «Яндекс.Деньги» (системы, через которую организаторам перечисляются деньги – Б.О.), взносы не могут превышать сумму 15 тысяч рублей (375 евро – Б.О.). Средняя сумма одного взноса – от 500 до 1000 рублей. А был и взнос в размере 99 копеек.
К вечеру 30 января мы собрали около 1,8 млн рублей. Это очень мало: нам нужно 5 миллионов. Перед прошлым митингом мы собрали эту сумму за неделю, а сейчас взносов стало приходить меньше.
– После того, как генпрокурор Юрий Чайка обвинил вас в получении денег из-за рубежа, власти проводили проверку источников ваших средств?
– Нет. Как не интересовались, так и не интересуются.
– Оппозиция не сумела добиться заявленных на декабрьских митингах целей: глава Центризбиркома Владимир Чуров не отправлен в отставку, новые выборы не назначены. Чего вы ожидаете от очередной акции?
– Если вы считаете меня оппозицией, то это вопрос не ко мне. Я не оппозиционер. Моя позиция простая: я – за зеков. И хотя я вхожу в оргкомитет, я не согласна со многим, о чем говорят его члены. Например, в России нет политических заключенных. Есть те, кто получил заведомо неправосудный приговор. Таких навалом.
Я очень надеюсь, что политики не смогут оседлать эту волну и что эта волна родит новых политиков. Под политикой я подразумеваю работу, а не митинговую активность.
– А оппозиционные политики, с которыми вы имеете дело, действительно надеются, что их требования будут услышаны?
– Политики, которые входят в оргкомитет, — это политики еще 90-х годов. Для них уже привычно протестовать. Знаете, Бернштейн, один из соперников Ленина и Плеханова, был знаменит тем, что требовал перманентную революцию под лозунгом «Движение – всё, конечная цель – ничто». У них нет никакой другой конечной цели, кроме как сесть на место Путина. Просто стать им.
– Обсуждают ли у вас в оргкомитете идею об урезании полномочий президента, которая сейчас активно дискутируется в экспертном сообществе?
– Нет, конечно. Это мальчики, которые сейчас приходят на организационные встречи перед шествием, их обсуждают. Они хотят парламентскую республику. И я горячо эту идею приветствую.
– Оппозиционное движение «Солидарность» призвало голосовать на выборах за любого кандидата, кроме Владимира Путина…
– Это логично.
– А как бы вы посоветовали голосовать участникам митингов?
– Я буду голосовать за [Геннадия] Зюганова (лидера коммунистической партии России – Б.О.) Не подумайте, что я правда его поддерживаю. Я не хочу президента Зюганова. Но я хочу дать ему максимум шансов выйти во второй тур. Конечно, он всё равно не станет президентом. Просто я хочу поддержать своим голосом призыв «[Кто угодно, только] не Путин».
– Если завтра Владимир Путин предложит вам начать переговоры, вы пойдете к нему на встречу?
– Это очень сложный для меня вопрос. Наверное, я бы все-таки послушала его интонацию. Потому что когда в последний раз шел разговор о том, что Путин зовет нас на переговоры, я всех спрашивала – а как это звучало? Я не слышала, чтобы это было приглашение. Фраза Путина о том, что «Борис Акунин – этнический грузин» (писатель Борис Акунин – один из членов оргкомитета шествия – Б.О.) не кажется мне приглашением. Я не слышу тут ни единой нотки призыва. Я слышу только «пошел ты».
– Тем не менее, если представить себе, что такой сигнал из Кремля вам поступит – открыто или непублично, – вы бы туда пошли?
– Я бы пошла.
– Чего бы вы требовали?
– Отмены неправосудных приговоров. Безусловно, нужно менять всю систему. Но если у меня есть шанс спасти одного человека, я пойду туда как угодно договариваться.
– Рассчитывая на то, что ваши коллеги будут говорить о более общих вещах?
– Да. Я не по этим гайкам.
– Что бы конкретно вы сказали? «Владимир Владимирович, сделайте…» – что?
– Я не хочу переделывать мир. Я бы сказала: Владимир Владимирович, судебной системы в стране нет, и вы это знаете. Есть система по оказанию платных услуг населению. Это не суд. Совершенно понятно, что судебная реформа при вашем правлении невозможна. Я требую пересмотра заведомо неправосудных приговоров. А возможно это только при одном условии: если в уголовном кодексе заработают те статьи, которые предусмотрены за вынесение таких приговоров. У нас прекрасные законы, но они не работают. Мне кажется, что для того, чтобы они начали работать, достаточно провести пару-тройку показательных процессов.
Я не способна изменить мир, а вот оргкомитет — способен. Он и должен говорить с Путиным об условиях его ухода. Но если представить себе фантастическую ситуацию, когда Путин захочет разговаривать только со мной и больше ни с кем, то я забуду о требованиях в отношении заключенных и стану говорить только о его отставке.
– На каких условиях?
– На самых добрых: всё, что хочешь, – только уйди.
– На днях вы отметили на своей страничке в Facebook, что вас стали часто приглашать на государственные телеканалы и радиостанции. Эти действия власти кажутся нелогичными: она отказывает в регистрации возможному кандидату от оппозиции Григорию Явлинскому и одновременно эту оппозицию допускает к эфиру. Как вы это объясняете?
– Как заигрывание. Если я удержусь и не заиграюсь, а я всё понимаю… Ситуация для меня новая, но понятная. Я готова поиграть во взаимную добрую волю и даже буду уговаривать себя, что так оно и есть. Не хочется думать о людях априори плохо. Даже если я понимаю, что это передача, которая выставит оппозицию в негативном свете, я понимаю: надо идти, чтобы донести до людей свою позицию. Вообще же я приняла для себя решение, что нужно смотреть на личности ведущих, а не на название каналов.
– В одном из прошлогодних интервью вы говорили, что после освобождения вашего мужа Алексея Козлова уедете из страны. Его отпустили из тюрьмы — почему вы не уехали?
– У него всё еще действует подписка о невыезде. И я полагаю, что прекратить свое действие она сможет просто потому, что Алексей снова будет посажен. Мне легче сделать революцию, чем бороться с судом.
– Значит, вы всё еще планируете уехать после освобождения мужа?
– Я всё время думаю о том, чтобы уехать. Всё равно куда. Я и уезжала уже два раза…
– А что заставило вернуться?
– Баррикады (улыбаясь).
4 февраля корреспонденты The Baltic Review проведут прямую Twitter-трансляцию с шествия на английском языке. Следите за нашими анонсами.
Comments